Иерусалим обреченный [= Жребий; Салимов удел; Судьба Салема; Судьба Иерусалима / Salems Lot] - Стивен Кинг

Затем он представляет, что Стрэйкер связывает его и уходит. Увидел себя на полу в меркнущем свете дня, увидел, как попытки освободиться делаются все более лихорадочными (хотя остаются безрезультатными), и в конце концов он слышит на лестнице мерные шаги кого-то в миллион раз ужаснее Стрэйкера.

И тут он вспомнил прием, о котором прочел в книге. Когда тебя связывают, надо задержать дыхание на вдохе и напрячь все мускулы. Тогда, если мускулы ослабли, веревки немного поддадутся. Вся штука в том, чтобы расслабиться совсем и медленно высвободиться из веревки, не поддаваясь панике. В книге это казалось совсем легким.

— Повернись, — велел Стрэйкер. — Когда я буду тебя связывать, не шевелись. Если пошевелишься, я вот этим, — он поднял перед носом Марка большой палец, словно голосуя на шоссе, — выдавлю тебе глаза. Понимаешь? Ложись.

Он связал Марку руки за спиной и сделал петлю вокруг шеи.

— Ты привязан к той самой балке, на которой повесился друг и покровитель моего господина в этой стране, молодой хозяин. Ты польщен?

Веревка перехватила бедра Марка, потом колени, лодыжки. Ему уже давно не хватало воздуха, но он упрямо держался.

— Ты дрожишь, молодой хозяин, — издевался Стрэйкер. — Ты весь в твердых жестких узлах. Ты побелел — но будешь еще белее! А ведь бояться тебе нечего. Мой господин умеет быть добрым. Его любят здесь, в его собственном городе. Маленький укол, как у доктора, — и ты свободен. Можешь вернуться к папе и маме. Навести их, когда они лягут спать. — Он встал и доброжелательно взглянул на Марка. — Я должен попрощаться с тобой на время, молодой хозяин. Нужно создать удобства твоей прелестной союзнице. Когда мы увидимся снова, я больше понравлюсь тебе.

Он вышел, хлопнув дверью. Заскрежетал ключом в замке. Когда его шаги послышались на лестнице, Марк с длинным хриплым выдохом расслабил мускулы.

Веревка ослабела — чуть-чуть.

Он неподвижно лежал, сосредоточиваясь. В книге говорилось, что главное — сосредоточенность. Никакой паники. Полная расслабленность. Побег должен полностью совершиться в сознании, прежде чем беглец шевельнет хотя бы пальцем.

Он смотрел на стену, а минуты шли.

Стена напоминала экран старого кино. Постепенно, все больше расслабляясь, он начал видеть на ней изображение: связанного мальчика в тенниске и джинсах, лежащего на боку. У этого мальчика петля на шее — если он начнет барахтаться, она затянется достаточно, чтобы отключить его сознание.

Он смотрел на стену.

Фигурка на ней начала осторожно шевелиться, хотя сам Марк лежал не двигаясь. Он достиг степени концентрации, необходимой индийским йогам. Он уже не думал ни о Стрэйкере, ни о слабеющем дневном свете. Он больше не видел ни пола, ни кровати, ни даже стены. Он видел только фигурку мальчика, у которого чуть заметно танцевали осторожно контролируемые мускулы.

Он смотрел на стену.

Наконец Марк стал делать круговые движения запястьями. Он не спешил.

Он смотрел на стену.

Когда сквозь поры просочился пот, запястья стали двигаться свободнее. Радиус движения увеличился. Он уже мог соединить тыльные стороны ладоней: петля немного ослабела.

Он остановился.

Переждав минуту, Марк принялся шевелить пальцами, отталкиваясь ими от ладоней, и делать винтообразные движения кистями. Прошло пять минут. Его руки сильно вспотели.

Добившись предельной психической концентрации, он, сам того не зная, получил контроль над некоторыми функциями своей симпатической нервной системы. Пот выделялся из пор куда обильнее, чем следовало бы при таких незначительных движениях, и стал как бы смазкой для тела, выскальзывающего из веревок. Со лба падали капли, оставляя темные пятна в известке на полу.

Легкое пульсирующее напряжение бицепсов ослабило петлю на кистях. Она соскользнула до больших пальцев. Марка охватило волнение, и он совсем перестал шевелиться до тех пор, пока не успокоился совершенно. Когда успокоился — начал снова. Плечи вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз. Он выигрывал одну восьмую дюйма на каждом движении. И вдруг — совсем неожиданно — его правая рука освободилась.

Подождав, пока к ней вернется подвижность, Марк вытащил из петли левую. На минуту он закрыл глаза. Теперь главное — не думать, что все уже сделано. Главное — двигаться осторожно. Опираясь на левую руку, он правой обследовал бесчисленные узлы. И сразу понял, что придется почти задушить себя, чтобы освободить шею. Он глубоко вздохнул и начал. Он отказался от мысли о спешке. На секунду давление на горло сделалось нестерпимым — и он смог конвульсивным движением сбросить петлю с головы.

Сердце колотилось как бешеное, отдаваясь резью в следах веревок на руках. Сильная боль в только что сдавленной шее постепенно сделалась ноющей, тупой и тошнотворной.

Немного отдышавшись, он взглянул на окно. Свет, пробивающийся сквозь щели, приобрел оттенок охры — солнце почти садилось. А дверь была заперта.

Узлы на ногах чуть не довели его до сумасшествия, но Марк справился и с ними. Он стоял, тяжело дыша, посреди груды веревочных петель и пошатывался. Потом стал растирать бедра.

Снизу послышался звук шагов.

В панике он кинулся к окну и попытался его открыть. Безнадежно. Окно было заколочено.

Шаги уже звучали на лестнице.

Он вытер пот рукавом и диким взглядом осмотрел комнату. Две груды журналов. Каминная заслонка. Железная кровать.

В отчаянии он кинулся к ней, приподнял с одной стороны. И какие-то далекие боги, видя, может быть, как много везения он себе обеспечил сам, добавили немного от себя.

Шаги уже приближались через холл к двери, когда ему удалось открутить одну из ножек и вытащить ее из гнезда.

* * *

Когда дверь открылась, Марк, подняв над головой ножку кровати, стоял за ней как деревянный индеец с томагавком.

— Молодой хозяин, я пришел, чтобы…

Тут Стрэйкер увидел пустые веревочные кольца и замер на целую секунду в дверях.

Для Марка все затормозилось, как в замедленной съемке на футбольном матче. Как будто у него были минуты, а не секунды, чтобы прицелиться в четверть круга лысины, торчащей из-за двери. Он ударил не в полную силу — пожертвовал ее маленькой долей в пользу лучшего прицела — и угодил точно в висок Стрэйкера, когда тот повернулся посмотреть за дверь.

Стрэйкер зажмурился, кровь фонтаном хлынула из раны. Лицо исказилось ужасной гримасой. Он пошатнулся, но устоял, и Марк ударил снова. На этот раз железная труба угодила в лоб, и брызнул новый фонтан крови.

Стрэйкер рухнул, как бескостная груда, глаза его закатились.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});